Проект: Клон Гитлера - Страница 21

— Ну зачем вам портить себе карьеру. Это на родине вы перспективный учёный с именем, а здесь вы бесправная эмигрантка — человек второго сорта. Хорошенько подумайте. Сейчас после престижной стажировки вас ожидает интересная работа в Ленинграде; уже есть решение поручить вам ответственную тему для самостоятельных исследований, для этого вам будет предоставлена лаборатория, возможность вести преподавательскую деятельность… Я лично готов оказать вам полное содействие в вашем возвращении — второй секретарь посольства многозначительно улыбался, буквально облизывая сладким взглядом девушку. Но Софья для себя уже всё давно решила. Главное, что с ней была дочка. Да и условия её берлинской жизни были вполне приличными. Конечно, небольшая съёмная квартирка, помещавшаяся в том же доме, что и институтская лаборатория, мало походила на их шикарную московскую квартиру в знаменитом доме с видом на кремль, зато здесь ей было куда спокойнее.

Через некоторое время от невозвращенки отстали. И Софья расслабилась, но как оказалось, совершенно напрасно.

Целыми днями Шорт работала в лаборатории, дочка же до обеда была в школе, а потом играла в отгороженном от улицы институтском дворике. Судя по всему, агенты зарубежного отделения НКВД несколько дней выясняли эти детали, так как сработали они молниеносно. Её рабочий стол находился у окна, и Шорт всегда могла бросить самоуспокоительный взгляд на двор, где играла дочь. В тот день ближе к вечеру Софью позвали к телефону. Звонили не по местному, а по городскому. Она ещё удивилась: у неё нет знакомых за пределами института. Голос неизвестного мужчины в трубке звучал немного смущённо:

— Простите, вы меня не знаете, но меня просили настоятельно передать вам, чтобы вы были благоразумны.

— Я не понимаю. Кто Вы?

— К сожалению, не имею чести быть вам представленным. Просто я желаю вам добра. Дома вас ждёт интересная работа, коллеги, друзья, а вы настойчиво пытаетесь стать предателем. Ну в самом деле, душенька Софья Георгиевна, одумайтесь! Не ломайте собственную жизнь и не портите будущее своей дочери. Неужели эти тевтоны вам ближе соотечественников. Честь имею.

Её рука ещё не успела опустить телефонную трубку на рычаги аппарата, а сердце матери уже тоскливо сжалось от тяжкого предчувствия. Шорт бросилась к окну. На дворике мирно играли дети немецких коллег, её же Настеньки там уже не было. Немец-булочник из магазина через улицу сообщил ей, что видел большую чёрную машину, куда неизвестный человек усаживал маленькую девочку. Полицейские появились в институте спустя полчаса после звонка о похищении ребёнка. Взявший дело к производству пузатый инспектор с розовощёким добродушным лицом был сама деловитость. Он беспрерывно отдавал приказания по телефону и устно, принимал донесения от своих агентов, устраивал совещания, попутно шутил с институтскими сотрудниками и рассказывал им анекдотические случаи из собственной практики. Его большая начальственная фигура, неизменно самоуверенное выражение лица не могли не внушить Софье определённую надежду. Вообще-то, имея до этого некоторый опыт общения с немецкой полицией, Софья была убеждена, что все местные полицейские, это этакие бездушные механизмы для раскрытия преступлений и озвучивания статей законов. Но конкретно этот был вполне человечен и даже трогателен.

Свой временный штаб комиссар устроил прямо в любезно предоставленном ему кабинете директора института. Только один раз он вышел перекусить в кондитерскую напротив, а в дальнейшем помощник уже носил ему еду в кабинет. С первых же минут сыщик заверил фрау Шорт, что из страны её дочь вывезти не удастся ни при каких обстоятельствах. «У нас, извините, не Россия». Я уже сообщил приметы девочки в департамент пограничной охраны, и все шлагбаумы разом захлопнулись. Вот с таким звуком — немец комично клацнул языком и испуганно округлил глаза. Оказывается, он был ещё и превосходным клоуном — этот удивительный полицейский.

— Теперь при всём желании даже туфельку вашей дочери, дорогая фрау, не удастся увезти из Германии без моего на то письменного согласия.

Но уже к утру следующего дня тон чудо-полицейского стал менее категоричным:

— Обычных мерзавцев мне бы уже давно приволокли на аркане. Но в данном случае явно действовали профессионалы, и ловить их придётся чуть дольше запланированного времени.

А к концу вторых суток, явно смущённый комиссар, свернул свой временный штаб в институте и переехал обратно в здание криминальной полиции, правда, на прощание стыдливо утешив фрау Шорт, заверением что, мол, ещё не всё потеряно.

— Детей всегда крадут ради выкупа — хмуро посапывая в роскошные усы, грустно добавил он. — Но этим людям вряд ли нужны деньги. Их цель — вы.

Каждый раз вспоминая о тех жутких месяцах, Софья кляла себя тем, что она плохая мать. Другая бы на её месте, забыв об инстинкте самосохранения, бросилась вслед за дочерью, и наверное сгинула бы в лубянских застенках, но перед этим хотя бы обняла обожаемое существо. Она же сумела перебороть в себе материнские инстинкты. Спустя три недели ей снова позвонили и на этот раз крайне жёстко поставили перед выбором: либо она возвращается за дочерью в Россию, либо девочку отдают в интернат для сирот. Софья снова ответила «нет!».

Теперь она осталась одна в чужой стране на правах изгоя без родины. В те страшные дни над её кроватью появилась репродукция знаменитой картины Иеронима Босха «Несение креста», на которой вокруг покорного своей судьбе лика Христа, из последних сил несущего на место казни свой тяжкий крест, буквально «налеплена» куча уродливых зверских физиономий, олицетворяющих собой все пороки и мерзости этого мира.