Проект: Клон Гитлера - Страница 15

А вскоре на помощь русским коллегам из-за границы подоспели авторитетные иностранные спецы и среди них знаменитый немецкий невролог Оскар Фогт. Он приехал в Россию с особым предложением создать специальную лабораторию по изучению мозга Ленина. К этому времени в точности с традиционной технологией бальзамирования, которая сохранялась почти неизменной со времён фараонов, все внутренние органы вождя революции уже были извлечены из тела и помещены в сосуды с физиологическим раствором. В теле даже не было оставлено сердце — по древнеегипетскому учению обиталище части души человека, ибо большевики решительно отвергали существование подобной нематериальной субстанции и всякой посмертной жизни.

Между тем 1 августа 1924 года в газете «Правда» было опубликовано официальное извещение об открытии мавзолея для посещений. После окончания работ Владимир Петрович Воробьёв удостоился за свой труд единственного в своём роде звания Заслуженного профессора СССР, чуть позже он одним из первых был награждён орденом Ленина, а также получил 30 тысяч золотых советских червонцев. Трудно сказать, с каким сердцем получал все эти дары недавний убеждённый антибольшевик, и не чувствовал ли он при этом себя Иудой, берущим тридцать серебреников?

Не обошли награды и других участников работ. Софье тоже была выдана фантастическая по тем временам сумма в 10 000 червонцев с правом приобретения через Наркомат внешней торговли американского легкового автомобиля марки «Форд». В те времена автомобиль в личной собственности не имели даже самые преуспевающие дельцы-непманы. Да чего там говорить, если даже таксомоторов в середине 1920-х во всей Москве насчитывалось не более сотни машин. Прибавьте к этому количеству ещё столько же моторизированных экипажей, обслуживающих высших чиновников новой власти, и вы поймёте, как смотрелась на столичной улице молодая девушка в лёгком цветастом платье за рулём собственной ярко-красной автомашины. Даже постовые на перекрёстках частенько на всякий случай козыряли ей вслед, словно члену правительства. Софье было чрезвычайно приятно принадлежать к узкому слою новой аристократии, быть узнаваемой, популярной. Интервью с ней печатала комсомольская пресса, с подающей большие надежды аспиранткой заводили дружбу жёны первых лиц государства.

И, наконец, восходящую звезду советской науки стали регулярно приглашать на закрытые правительственные приёмы, куда допускались только представители новой элиты. Очень скоро Софья уже достаточно уверенно почувствовала себя среди кремлёвских небожителей.

Надо сказать, что революция кардинально изменила само понятие высшего света. Отныне для того, чтобы принадлежать к нему, уже не было нужды знать, что твоя фамилия внесена в бархатную книгу потомственного дворянства или уметь носить эксклюзивные вечерние платья и изъясняться с военным атташе иностранной державы на его родном языке. Достаточно было быть интересным человеком и иметь выдающиеся заслуги перед новой властью. Всеми этими качествами Шорт обладала.

И она наслаждалась своим положением. Вот это была настоящая жизнь! Впрочем, чтобы и в дальнейшем оставаться на вершине, необходимо было продолжать двигать собственную научную карьеру в гору. В это время Софья уже перешла работать в лабораторию Фогта, по его личному приглашению. Збарский посчитал такой шаг своей любимой ученицы за предательство и объявил, что более не желает её знать. Но Софья продолжала руководствоваться девизом детства, что спокойную и приятную жизнь себе надо заслужить. А ради успеха надо чем-то жертвовать. Фогт обещал помочь ей с получением профессорского звания и собственной лаборатории, и этого было более чем достаточно для того, чтобы сделать на него крупную ставку. Между Софьей и 54-летним немецким учёным уже вовсю разворачивался бурный роман, Фогт даже собирался просить развода у оставшейся на родине супруги.

Трудно сказать, любила ли немца Софья. Скорее, она была ослеплена сиянием авторитета общепризнанного корифея. Фогт не был красавцем-мужчиной: росту он был невысокого, лысоват, с небольшим брюшком. Впрочем, девушка отдавала должное хорошим манерам своего нового научного покровителя, его умению с большим вкусом, дорого, но не броско одеваться. Но главными достоинствами Фогта были его богатство и высокое общественное положение. Эти качества решительно перевешивали в глазах Софьи почтенный возраст её избранника и отсутствие в его облике внешней привлекательности.

Они сблизились на квартире у Наркома просвещения Луначарского. Эта просторная квартира в тихом московском переулке являлся центром притяжения для творческой и научной интеллигенции. Обстановка здесь была довольно демократичная. Луначарский слыл у богемы большим либералом. Он ласково принимал измученных революционными потрясениями художников, мягко уговаривал их по-хорошему писать о советской власти. Разговоры в «салоне» Луначарского велись свободные, без оглядки на переодетых агентов спецслужб; на столах всегда в изобилии была представлена первостатейная выпивка и закуска: свежая осетрина, огромные миски с икрой, сыры, ветчина, фрукты, вино, коньяки.

В тот вечер Софья пришла сюда с известным тенором Большого театра. Надо сказать, что с юности она выделялась незаурядными девичьими статями: высоким ростом, стройной спортивной фигурой и самоуверенным взглядом умных карих глаз. Фогт сам подошёл к ней. Оказывается, он давно обратил на неё внимание, но не решался свести серьёзное знакомство. Они уже как-то встречались в лаборатории при мавзолее и на научной конференции, посвящённой организации в СССР Института мозга, но всё это были только кивки на ходу. И вот теперь представилась возможность в непринуждённой обстановке обсудить интересные им обоим темы. Фогт сносно говорил по-русски, а Софья пыталась учить английский, которым немец также немного владел. На этой языковой смеси они довольно быстро нашли общий язык и вскоре поняли, что понравились друг другу. Так что от Луначарского ушли вместе. Правда, пришедший с Софьей тенор пытался темпераментно разыграть сцену ревности: сыпал немецкими оскорблениями и хватал девушку за руки. Потом напуганный обещанием вызвать милицию, увязался за ними и ещё долго мрачной нахохлившейся фигурой маячил вдали, но всё же смирился с собственным поражением и отстал. Этот забавный эпизод с ревнивым певцом они потом долго вспоминали. Отчасти он помог им сразу перешагнуть через разделяющие их условные барьеры.